ВАГРИЯ. ВАРЯГИ РУСИ ЯРА. Очерк деполитизированной истории. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ВОЗДЕЙСТВИЕ ВАГРИИ НА ИСТОРИОГРАФИЮ И ГЛОТТОГЕНЕЗ.
---
ВАГРИЯ. ВАРЯГИ РУСИ ЯРА. Очерк деполитизированной истории.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
ВОЗДЕЙСТВИЕ ВАГРИИ НА ИСТОРИОГРАФИЮ И ГЛОТТОГЕНЕЗ. (продолжение 4. части 4.)
В. А. Чудинов
Но одной из наиболее важных областей культуры является язык. Влияла ли Вагрия на язык ее ближайших соседей – германцев? На мой взгляд – да, несомненно. Поскольку я предлагаю данный раздел монографии по влиянию Вагрии и Скандии на язык германских народов, которые постепенно заняли обе эти территории, я просто обязан сказать что-то и о языковом воздействии русских на тюрков, становящихся германцами. Конечно, я могу предложить только небольшой очерк, поскольку глубокое исследование требует монографии, да и вряд ли одной.
Общее представление. Если в истории Рима сохранились воспоминания как о поражении, так и о победе над германцами, то каких-то свидетельств о крупных сражениях между германскими войсками и воинами Яровой Руси нет. Из этого можно сделать предположение, что завоевание носило мирный характер, так сказать, не Krieg nach Norden, a Drang nach Norden. Иными словами, поначалу тюрки, становящиеся германцами и пришедшие с юга Руси Славян, выступали как русские этнические меньшинства, вкрапленные в полиэтническое население Руси Славян и просто переселившиеся в Ярову Русь на более удобные земли.
Полагаю также, что, подобно современным тюркам России (татарам, башкирам, многочисленным тюркским народам Кавказа), новые пришельцы обладали двуязычием, то есть, сохраняя свой язык внутри своего этноса, говорили с местным населением по-русски. Но, разумеется, с тюркским произношением.
Постепенно, однако, они перешли на русский целиком, однако из сплава русской лексики и грамматики и тюркской фонетики возник новый язык – общегерманский, который начал быстро развиваться, все более приспосабливаясь к тюркским традициям и все сильнее отличаясь от русского языка местного населения. В дальнейшем в этом общегерманском языке возникли местные диалекты, которые привели со временем к современным германским языкам.
Лексические заимствования. Проще всего обозначить некоторые лексические заимствования, хотя в языковом плане они не очень доказательны.
Как можно предположить, существование Руси Яра сказалось на германских языках внедрением самого имени Яра и производных от него слов. К числу таких важных слов относится имя военачальника как у русских, так и у германцев, и это имя – ЯРЛ. С точки зрения русского словообразования подобное имя нарицательное представляет собой корень ЯР и притяжательный суффикс Л, так что слово ЯРЛ означает просто ЯРОВ, ПРИНАДЛЕЖАЩИЙ ЯРУ. Одной из функций бога Яра была военная, это был бог-воин, отсюда и воинские руководители стали называться ярлами. Подобные же названия: «Jarl», «yarl» – мы встречаем и в германских средневековых текстах.
Другое слово связано с Яром как прародителем белой расы – европейцев. Южнорусское произношение имени ЯР будет АР, отсюда потомки АРА называются АРИЙЦАМИ. Отсюда же и русское название северного мыса острова Руяна (Рюгена) – Аркона, то есть КОН ЯРА.
Первый месяц по русскому календарю назывался Белояр и начинался с весеннего равноденствия. Позже греки стали называть АРА APEC, а римляне – МАРС, и Белояр у них был переименован в месяц март. Поэтому все посевы, которые сеяли весной, стали называться ЯРОВЫМИ (в отличие от ОЗИМЫХ, которые сеют осенью), а время от одного ЯРА (марта) до другого у германцев стало называться ЯР (das Jahr, year).
Существуют и другие заимствования. Так, имеется русский глагол марать, то есть мазать, чернить, темнить. Если о ткани говорят, что она маркая, это означает, что ее легко измазать. Поэтому марка – это любая метка, нечто помеченное. Полагаю, что немецкое слово «die Marke» в его историческом смысле – это помеченная область, иными словами, область договорных отношений. Возникает впечатление, что именно эти области Яровой Руси были зоной разрешенного компактного проживания тюркского населения, которое постепенно стало распространяться из них на другие территории.
Еще одно русское слово, вошедшее в немецкий язык, – слово граница (как производное от слова грань, то есть как бы маленькая грань). Оно стало произноситься немцами сначала как «Grenize» (есть свидетельства, что в некоторых областях Германии – вплоть до первой половины XX в.), затем – как «Grenze».
Некоторые слова вошли в германские языки с фонетическим сдвигом. Так, поскольку звук «П» произносился часто с придыханием (что на письме часто обозначалось как «PH»), он перешел в германские языки как «Ф», например, плот – flot, die Flotte, пакля – die Fackel, пир (огонь, откуда слово «пирог» – буквально «огонек») – fire, Feuer. Поэтому, когда мы вблизи Англии обнаруживаем название Фоморские острова, мы понимаем, что когда-то по-русски они назывались Поморскими.
Встречаются и более сложные заимствования, например, русского слова ключ, которое означает «маленький закругленный (согнутый под углом) предмет». В английском языке мы находим слово «key», в котором трудно узнать слово «ключ». Но зато в немецком языке мы имеем слово «Schlüssel», в котором узнается слово «ключ» с добавкой, суффиксом -ЕЛЬ. Иными словами, переход «ключ – Schlüs» связан с пониманием «К» как «Ш», и «Ч» как «С». Этот переход есть заимствование. Отсюда начинается переход от «Schlüs» к «schliessen», деривация, связанная с глаголом «запирать» и одновременно «завершать», так что затем появляется слово «Schlüss» – «конец» и «Schlüssel» – новая форма для слова «ключ». От того же глагола появляется и слово «Schloss» – «замок» и слово «Schlosser» – «слесарь», буквально – человек, делающий замки и ключи.
Другой смысл слова ключ – водный источник, нечто, идущее к лучу (струе). В немецком языке мы находим слово «Quelle» – ключ, родник, источник, что можно понимать как К (Zu) «Welle», то есть к волне. В данном случае мы имеем не заимствование, а кальку, которая подтверждает предлагаемое здесь происхождение слова ключ.
Достаточно сложно и заимствование слова вода. Замечу, что оно было заимствовано именно в «акающем» произношении, что свидетельствует о весьма позднем его заимствовании германскими языками. Поскольку ударение падало на последний слог, германскому уху казалось, что там имеется какой-то дополнительный призвук, который был ими воспринят как R. Так что слово трансформировалось: wata – watar – water, а в немецком языке звук Т был заменен на SS: Wasser. Замечу, что русское слово вода образовалось из глагола водить», то есть вода – это естественный речной путь в Европе. Иными словами, русское слово вода имеет совершенно понятную этимологизацию от другого русского слова, тогда как в германских языках этимологизировать его как производное от какого-то германского слова невозможно.
Вообще-то заимствований – огромное число, но они не очень доказательны, поскольку все языки мира заимствуют какие-то слова из языка своих соседей. Поэтому степень влияния одного языка на другой в области лексикологии выявить сложно. Чаще всего историки при этом показывают заимствование одним языком слов из другого языка. На наш взгляд, такого рода исследование доказывает нечто меньшее – просто наличие языкового контакта. Все народы заимствуют какую-то часть лексического фонда у своих соседей, однако произносят эти слова со своей фонетикой, так что эти заимствованные слова этнизируются и становятся частью родного языка. Конечно, процент заимствованной лексики может оказаться значительным, так что иногда можно говорить о сильном воздействии соседнего народа, однако в этих случаях грамматика языка обычно никак не меняется, так что такого рода воздействие может оказать только временный и проходящий со временем эффект.
Грамматическое воздействие. Совершенно иной оказывается ситуация, когда меняется вся грамматическая структура, например, язык из агглютинативного становится флектирующим, а из флектирующего – изолирующим. Тут уже речь идет о коренной перестройке языка, а по сути дела, о рождении нового языка на базе двух составляющих: старой фонетики и новой грамматики. Применяя биологическую терминологию ботаников, можно сказать, что речь идет о вегетативной гибридизации: на фонетическом привое прививается совершенно иной грамматический (и, разумеется, лексический) подвой. Полагаю, что именно такой была ситуация с германскими языками. Попав в русскоязычную среду, тюркский язык германцев стал не только усваивать чуждую ему лексику и грамматику, но и вырабатывать свое фонетическое осмысление этих новых для него языковых реалий, что и привело к рождению германских языков. К сожалению, этот период не зафиксирован соответствующими текстами. Как было показано выше, если взять для сравнения только немецкий и английский языки (поскольку учет остальных германских языков неимоверно увеличил бы объем книги), то оказывается, что английский язык испытал эти воздействия наиболее явно и непосредственно, тогда как немецкий язык уже развивался на базе произошедших с английским языком изменений.
148
Постараемся показать наиболее значительные изменения, вызванные воздействием тюркской фонетики на грамматику и лексику русского языка.
Отсутствие звука Ы. Хотя в названии страны «Дышт и кыпчак» звук Ы присутствовал, и, вероятно, ранние тюрки вполне спокойно произносили этот звук в русских словах, постепенно он утратился, так что можно говорить о падении звука Ы в раннегерманском языке. Последствия этого падения оказались весьма значительными.
Инфинитив глагола «быть». После падения Ы слово «быть» стало произноситься как «битХ». Это, однако, еще не создало основы для непонимания русскими русскоязычных тюрков. Дальнейший шаг сделал такое понимание невозможным: тюрки переставили два слога, поставив суффикс инфинитива ТЬ в форме ТХ перед глаголом. Получилось «тХ би». А редуцированный звук после придыхательного Т, едва слышный (нечто вроде «тХъ») превратился в звук полного образования, сначала О (до сих пор пишется to), затем У (произносится «ту»). В немецком языке частица «ту» превратилась в «цу». Что же касается корня «би», то в графике ранних германцев звук И стал передаваться буквой Е, и, соответственно, слово «битХ» стало выглядеть как to be. В немецком языке инфинитив был образован от другой формы (sein), однако в спряжении глагола присутствовал корень «би» (bi-n, bi-st).
Изменение формы самого главного глагола в языке создало прецедент новой словообразовательной модели, которая стала применяться ко всем глаголам: теперь их инфинитив лишался формы русского глагола на ТЬ, но добавлял перед глаголом частицу «to». Глагол в такой форме на слух перестал восприниматься как знакомое слово русскими людьми, несмотря на знакомые корни. Скажем, бить – to beat, дремать – to dream, слепить (склеивать сном глаза) – to sleep, стоять – to stay, лежать – to lie, кричать – to cry (второй слог исчез), мочь (могти) – to might и т. д.
Конечно, не каждый глагол заимствовался по правилам, существовали и исключения. Например, когда современный англичанин спрашивает «How do you spell your name?», он не подозревает, что глагол to spell передает прошедшее время от русского глагола спеть, так что по-русски фраза звучит так: «Как ты спел свое имя?» Ибо произнесение по слогам (to spell) и есть как бы пропевание имени.
Спряжение глагола. Глагол настоящего времени в русском языке изменяется по лицам, например, в единственном числе: я иду, ты идешь, он идет. В немецком языке лучше всего, без искажений, сохранилось окончание Т в третьем лице (er geht), тогда как во втором лице звук окончания Ш стал передаваться как СТ (du gehst); наибольшее искажение получил конечный звук У в немецком языке, перешедший в Е (ich gehe). Во множественном числе искажений больше, но все-таки наименьшие искажения сохранились во втором лице: вы идете, ihr geht. В английском языке спряжение по сути дела исчезло, а звук Т в третьем лице единственного числа был заменен на S.
Суффиксы существительных. В русском языке имеется весьма распространенный суффикс -СТЬ, например промышленность, видимость, зависимость и т. д. В английском языке этот суффикс произносится как -ship, например, friedship, в немецком языке аналогичный суффикс имеет форму -schaft, например: Wissenschaft, Bruderschaft. Легко увидеть, что в германских суффиксах переставлены звуки, и из суффикса -СТЬ получился суффикс -СЬТ/-СИТ. Позже звук С с придыханием дал SH, а ИТ перешел в ИП/ИТ. В немецком языке звук П с придыханием дал PH = F, но восстановился и звук Т, так что суффикс -ship стал произноситься сначала как -schift, а затем и как -schaft.
Склонение существительных. Нет сомнения в том, что вначале германские языки заимствовали все падежи русского склонения. Однако немецкий язык удержал только четыре, тогда как английский – всего один (притяжательный), помимо именительного. При этом именительный и винительный падежи в древнем русском языке совпадали; то же самое мы видим и в немецком языке. В английском языке система склонения исчезла совсем.
Окончание прилагательных -ЫЙ. Тюркские языки не имеют родов, поэтому им было все равно, какого рода окончания прилагательных брать за основу. Но был взят мужской род с окончанием -ЫЙ. До сих пор у ряда тюрков, говорящих по-русски, можно услышать выражение «Какой хороший девушка!». При этом интересно, что прилагательное «ладный», возникшее из наречия «ладно», в свою очередь, восходит к существительному «лад» («гармония» «порядок» – обычно в семье), а оно – к имени богини Лады, отвечающей, в частности, за гармонию семьи. Вероятно, тюрки, желая воздать хвалу девушкам благородного происхождения, говорили: «Какой ладный девушка!» При этом слово «ладный» потеряло «лишний» звук Н, превративший в «ладый». Но затем оно потеряло и окончание, а эпитет «ладный» стал пониматься как существительное lady. Так что в данном случае звук Ы стал отображаться в германской графике как ВАЙ.
Таким образом, появился еще один прецедент создания новой словообразовательной модели: русские прилагательные с окончанием -ЫЙ стали оканчиваться в английском языке на -Υ (игрек, вай) и пониматься уже не только как прилагательные.
Суффикс прилагательных -СК. Этот суффикс весьма продуктивен в русском языке, образует множество прилагательных: сельский, городской, марксистский, польский, краковская и т. д. То же самое мы видим и в ряде славянских языков, например в польском, где название самой страны является именем прилагательным, Польская (Polska), поскольку предшествует существительному республика (Polska rzeczepospolita ludova). Но и в шведском языке мы встречаем тот же суффикс прилагательного для обозначения государства: Svenska (Шведская), или прилагательного археологический, arkeologisk. В немецком языке суффикс -СК превратился в суффикс -SCH, поскольку звук К стал произноситься как -CH (X), например russisch, schvedisch и т. д. При этом наблюдается перестановка звуков: русскИй – russisch, то есть по-русски суффикс -СК предшествует звуку И, по-немецки – наоборот.
Указательные местоимения. Совершенно очевидно происхождение английских указательных местоимений из русских: тот – that, те – the, где первый звук Т произносился с придыханием. Позже из местоимений «тот, та (тя), те» возникли артикли that и the, а путем озвончения в немецком языке – «der, die, das» (из «dat», а последний – из «that»), «die» (артикль множественного числа).
Промежуточный итог. Представлен очень краткий очерк заимствований, но он показывает, что многие элементы германской грамматики возникли на основе грамматики русской. Однако германские языки изменялись намного быстрее, чем русский язык, поскольку вначале это был совершенно чужой для германцев язык. И лишь постепенно, по мере оформления каждого диалекта в самостоятельный язык скорость изменения замедлилась. Но для понимания этой эволюции нужны более детальные исследования.
ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ
На основании приведенных в этой части данных можно сделать несколько выводов.
Прежде всего, скандинавы, с которыми часто отождествляют варягов, – это тоже русские, проживавшие в Скандинавии. И варяги, и скандинавы входили в единство, называемое Ярова Русь. Тем самым они вовсе не отличались основной культурой от варягов (хотя у них, возможно, существовали небольшие отличия типа диалектных, то есть была своя территориальная субкультура). Так что когда Рюрик брал в свою дружину скандинавов, он брал людей своей культуры и своего, русского языка.
Далее, варяги в год призвания Рюрика уже имели своего хана, который одновременно был и племенным вождем – жупаном. Им являлся Николай Кродо, хан Вагрии, о котором мы более подробно говорили выше. Таким образом, Рюрик не мог быть призван в качестве хана Вагрии на уже занятое место. Поэтому его призвали как князя всей Яровой Руси, так что Николай Кродо становился его наместником в Вагрии.
149
Новым в нашем рассмотрении оказалось то, что Рюрик был призван на княжение не в Русь Славян, то есть не на территорию нынешней России, о чем обычно повествуют учебники истории, а в Ярову Русь, что существенно меняет понимание всего начального эпизода с призванием князя. В Яровой Руси Рюрика прекрасно знали сначала как удачливого пирата, позже – как сборщика дани в пользу Вагрии и зависящей от нее Хазарии, так что это не было, как гласит русская поговорка, «призванием варягов» (заморских чужаков). Сами варяги, отчасти его же собственные моряки, и попросили его принять руководство Яровой Русью, имея на то все основания. А на Руси Славян он оказался в определенном смысле слова случайно, его сюда никто не звал, но, судя по раскопкам Ладоги, у него тут и до призвания было созданное скандинавами жилище, которым можно было вполне воспользоваться для отсидки. Согласно летописям, Рюрик имел обыкновение после некоторых известных всем публичных дел, например после сбора дани, отдыхать в каких-то малоизвестных местах.
Путаница в историографии произошла по двум причинам: в летописях Русь Славян и Ярова Русь не различались, называясь одним словом «Русь», а современные исследователи под варягами и скандинавами понимали не жителей этих стран IX–XI вв., а более поздних поселенцев – германцев. Усугубили путаницу и отечественные археологи, которые не стали относить найденные ими в Ладоге и Гнёздове изделия, напоминавшие скандинавские, к ладожской или гнёздовской культурам, а сразу же стали утверждать, что данные изделия являются германскими, хотя на поверку они оказались русскими.
Археология, когда-то бывшая вспомогательной исторической дисциплиной, теперь заслуженно претендует на то, чтобы решать многие запутанные проблемы историографии. Однако она берет на себя слишком много, не подозревая, что вместо этнической атрибуции находок часто дает только географическую. Этническую может дать микроэпиграфика, однако она для археологии слишком нова и непонятна, а потому пока археология ее просто не замечает.
Наконец, германские языки показывают слишком большое сходство со славянскими (из-за чего лингвисты в XIX в. даже признавали некий общий германо-славянский праязык), что нельзя объяснить иначе, как проживанием народов – носителей этих языков – на единой территории. Но поскольку надписи на археологических находках в Вагрии, Скандинавии и на севере России сделаны протокириллицей и по-русски, а не германскими рунами по-германски, приходится заключить, что именно немцы пришли на русские территории, а не наоборот. Поэтому тюркам, чтобы стать немцами, пришлось перейти на русский язык, пока эти территории оставались русскими. Позже их завоевали германцы, а усвоенный тюрками русский язык стал новым, общегерманским. Так что русские помогли тюркам стать германцами.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Эта книга посвящена Вагрии – русской земле на севере Германии, которая существовала уже на карте Евсевия (начало IV в. н. э.) и прекратила свое существование не ранее XI в. н. э., а в некоторых местах – и веком позже. Шесть, а возможно, и семь сотен лет – срок для государства немалый. Как выяснилось, русским же принадлежала и Скандинавия, так что вместе взятые Вагрия и Скандинавия образовывали весьма большую территорию – Русь Яра. Именно те, кто проживал в Руси Яра и верил в Яра, и назывались яроками, варяками, позже – варягами, а от них получила название и их земля – Вагрия.
Не исключено, что Русь Яра существовала и на несколько веков ранее. Полагаю, что сначала русские послали передовые отряды в Северную Италию, и Те Русские постепенно стали называться Этрусками, они основали город Мир, который в обратном чтении (тогда было принято читать справа налево) превратился в название Рим. Хотя в Риме несколько веков звучала русская речь, к сожалению, процесс наполнения города чужим этносом, латинами, шел довольно быстро, а через четыре века Рим завоевал Этрурию, и Италийская Русь прекратила свое существование. Подобная неудача вынудила оставшуюся на востоке Русь Славян предпринять еще одну попытку создания могучего государства, и она была реализована на нынешнем Балтийском море (море Яра) и частично на нынешнем Северном море (море Макоши), где уже в поздней античности возникает новая, не средиземноморская Ярова Русь в память об утраченной (занимавшей Аравию, Египет, Палестину, Грецию и ряд других средиземноморских территорий).
Эта Ярова Русь состояла из трех или даже четырех частей. Первая, наиболее важная в функциональном плане, сердце всей Яровой Руси – остров Руян (Рюген; впрочем, Пушкин называл его Буяном, а в славянских сказках рассказывается, что на острове Буяне растет большой дуб, на дубе висит сундук, в сундуке находится заяц, в зайце – утка, а в утке спрятано Мировое Яйцо – ключ к жизни всего Мира). Столицей Руяна был город Яра (Ара) Аркона (кон Яра), расположенный на отвесном мысе, ныне, к сожалению, подмытом волнами и упавшем в воду вместе со своими храмами. Вторая часть – от Ростока на севере до Шверина (Зверина) на юго-западе – это собственно Вагрия, она, видимо, являлась тыловой базой Руяна. Со временем Вагрия по имени ее последнего хана, Николая (Микулы) Кродо, стала называться Микулиным Бором, а после прихода германцев – Мекленбургом. С запада к Вагрии примыкали, но не входили в Вагрию такие города, как Хан-бург (Гамбург) и Любек. Это – третья часть. На севере Вагрия переходила в острова и Скандинавский полуостров, где жили тоже русские, но назывались они скандинавами. Так что вся Скандинавия – это четвертая часть Яровой Руси.
Ярова Русь была окружена Порусьем, располагавшимся к востоку, югу и западу от Руси. В нее входило множество различных регионов, от нынешних земель Германии или Финляндии и пограничных земель – марок, до далекой Южной Гаскони. Название Порусье со временем трансформировалось в Пруссию, а сама Пруссия понималась уже как гораздо меньшее по размерам территориальное образование. Что же касается Яровой Руси, то это имя было из истории изъято и восстановлено только в данной монографии. Таким образом, желая восстановить название страны варягов, Вагрии, я оказался в состоянии реконструировать и название того целого, в которое она входила, – Русь Яра. Тем самым поставленную задачу: описать в целом страну варягов – я не только выполнил, но и перевыполнил. Более того, попутно я выяснил и название той местности, которая явилась ядром современной России, – Русь Славян.
Наиболее интересный период существования Вагрии – IX в., когда над ханом Вагрии Николаем Кродо был поставлен богатый пират, князь Рюрик.
Второй основной моей задачей стало доказательство того, что германцы – немцы, датчане, шведы, норвежцы – не были автохтонами данных мест, а пришли с юга. В данной книге я пытался дать обоснование тому, что этими пришлыми народами были тюрки, точнее – их западная ветвь, огузо-кыпчакские племена. Правда, существует весьма большой хронологический разрыв между первым боем тевтонов с римлянами во II в. до н. э. и временем Великого переселения народов, когда появились основные германцы. Однако уже по работе об этрусках я понял, что дата основания Рима (VIII в. до н. э.) сдвинута примерно на тысячу лет вглубь истории и должна приходиться где-то на II–III вв. н. э. Тогда встреча с тевтонами, произошедшая шесть веков спустя, попадает на VIII–IX вв. н. э., что хорошо согласуется с полученными результатами, согласно которым в IX в. в Яровой Руси никаких германцев еще не было, а основным событием оказалось призвание варягами князя Ивана Рюрика, главы пиратов, на место хана и жупана Руси Николая Кродо.
Так что если на севере Римской империи германцы в виде тевтонов появились в IX в., то освоение севера Германии, а затем и Скандинавии происходило, скорее всего, в XI–XII вв. – с юга на север. Косвенным подтверждением этого является «Песнь о нибелунгах», возникшая в XII в. и воспевающая южные немецкие земли именно как германские владения. Обычно героический эпос складывается с небольшим отставанием во времени от самих событий. Другое подтверждение – наличие на территории Германии зданий XII–XIV вв. с русскими надписями. Это было вполне возможно в первые века германских завоеваний, когда завоеванные славяне еще продолжали какое-то время жить по традиционному славянскому укладу и строить собственные храмы.
150
В мою задачу не входило подробное исследование границ Яровой Руси в разные исторические эпохи, а тем более наполнение времени существования этого государства историческими подробностями. Во-первых, такая задача вряд ли может быть решена в рамках одного исследования, во-вторых, едва ли мы сейчас располагаем достаточными историческими сведениями, извлеченными из исторических источников, чтобы решить ее. Полагаю, что сама по себе констатация такой исторической реалии, как Ярова Русь, состоящей из Вагрии и Скандинавии, уже оправдывает появление этого труда.
Естественно, что всякое новое, в данном случае провозглашение такой исторической реальности, как Ярова Русь, входит в противоречие с существующим и уже устоявшимся знанием. Но такова судьба всего нового. При этом я хотел бы обратить внимание не на то, что отличает мое исследование от историографической традиции последних двух веков, а на то, что оно с ней сближает.
Прежде всего, предложенная концепция объединяет взгляды норманизма и антинорманизма. С норманизмом ее сближает то, что она признает, что варяги и скандинавы сыграли большую роль в становлении северных земель на территории нынешней России. В этом большие заслуги имеются у советской и русской археологии XX в., показавшей наличие одинаковых артефактов на территории России, Швеции и Дании. С антинорманизмом ее объединяет то, что все эти изделия VII, X–XI вв. – русские, то есть отношения между Русью Яра и Русью Славян являлись отношениями внутри единого этноса, а изделия принадлежали продуктам одной культуры. Таким образом, в рамках предложенной исторической концепции правыми оказались представители как одной, так и другой точек зрения. Полагаю, что объединение взаимно исключающих точек зрения – косвенный критерий истинности предложенных построений.
Далее, в рамках рассмотренных материалов стала понятной и точка зрения ученых XVIII в., отрицавших отождествление Вагрии и варягов: тогда для такого отождествления не было надежно установленных фактов. Теперь они появились в виде прочитанных текстов, из которых прямо следует, что Вагрия – это страна варягов. Из других надписей можно понять, что и Скандия – это страна русских скандинавов. Становится понятным и то, что германские и скандинавские исследователи не смогли нужным образом интерпретировать гульдгубберы и другие артефакты эпохи Великого переселения народов и эпохи викингов: надписи на них не только чрезвычайно малы, но написаны на русском языке, русской протокириллицей (рунами Рода) и передают круг сюжетов, связанных со славянским пантеоном богов (Макошью, Марой, Родом, Яром). Но, что уже выходит за рамки обсуждавшихся понятий, так это выявление понятия «Ярова Русь». С точки зрения этого вновь открывшегося названия объединенной русской территории становятся понятными не только многие исторические факты, но сами эти факты оказываются вплетенными в контекст дохристианской славянской религии, где верховным божеством являлся Яр – воин, доблестный муж и прообраз Солнца. Таким образом, данное исследование совершенно не опровергает достижений предшествующей исторической и археологической мысли отечественных, немецких и скандинавских ученых, а, напротив, дополняя и развивая ее, позволяет понять суть эпохи переселения и эпохи викингов: расцвет Яровой Руси и появление тюркских народов на ее юге в первом случае и становление германского этноса посредством контакта тюрков с русскими и медленным завоеванием северных территорий с их последующей германизацией и ликвидацией Яровой Руси во втором случае.
Помимо этих основных выводов имеется и ряд менее крупных, но также довольно значимых. Прежде всего, из анализа карты Евсевия, опубликованной в конце XIX в. (1895) в Германии Конрадом Миллером, стало ясно, что как Вагрия, так и Русь Славян были северными противниками Рима, соперничая с ним в могуществе. Это позволяет понять, почему позже, после завоевания Вагрии и Скандинавии германцами в XI–XII вв., упоминание о них как о составных частях Руси Яра, равно как и о самой Руси Яра, постепенно исчезает из историографии Западной Европы. Хотя Западная Римская империя была разрушена объединенными германо-славянскими силами, однако прежде всего Германия (как Священная Римская империя германской нации), а также ряд других германских народов (в том числе и скандинавы) считали себя духовными наследниками именно Рима, а не славян. Поэтому и в Средние века, и в Новое время разработке истории Древнего Рима были отданы творческие силы лучших германских историков, тогда как славянское присутствие в Западной Европе периода античности было постепенно изъято из всех исторических исследований как истории противников Рима и в определенном смысле его разрушителей.
Далее выясняется, что готы не обладали той письменной культурой, которую им приписывали; все надписи, принимаемые за готские, на поверку оказались русскими. Хотя этот вывод отнюдь не ставит под вопрос сам факт существования готских племен, однако он ослабляет нынешнее положение историографии о значительной роли готского воздействия в частности и германского в целом на этногенез и культуру народов Европы. Более того, значительная часть этих якобы готских надписей оказалась варяжской, происходящей из русской Арконы, что дало ряд дополнительных сведений по истории Вагрии, в частности – план расположения храмов Арконы. Тем самым включение раздела по готским надписям стало не только оправданным, но и весьма плодотворным.
В данной монографии пришлось столкнуться и с научным творчеством коллег-археологов. Поэтому, к сожалению, нельзя также не отметить и определенные методологические просчеты нынешней археологии, к которой я в целом отношусь весьма положительно, ибо она не просто дает конкретные доказательства существования тех или иных артефактов в данной местности, но и предлагает некоторую хронологию событий (чаще относительную, которую археологи все-таки дотягивают до абсолютной). Вместе с тем она часто подменяет этническую атрибуцию изделий чисто географической. И этот факт вполне объясним, ибо сознательное игнорирование руницы и отказ от чтения микронадписей делает «науку о прошлом» беспомощной при решении вопроса об этнической принадлежности, например, каждого скандинавского изделия. Целью данного замечания является отнюдь не принижение роли археологии в решении исторических проблем, а лишь демонстрация ее нынешних ограничений, носящих чисто субъективный характер, вытекающий из особого положения академической науки.
Поэтому особого порицания заслуживает факт научного монополизма в чтении надписей. Уже сложился такой стиль академического эпиграфического исследования, при котором эпиграфист дает избыточную археологическую информацию и упоминает о всех случаях публикации каких-то знаков, имеющих отдаленное сходство с исследуемыми при описании артефакта, тогда как собственно эпиграфическая часть оказывается совершенно беспомощной: часть знаков на историческом памятнике не воспроизводится, другая прорисовывается с искажениями, любым древним знакам априори приписывается статус скандинавских рун, а невозможность прочитать надпись считается вполне нормальным эпиграфическим результатом, из которого можно сделать нужный исследователю вывод. И при этом подобный эпиграфический брак не встречает никакой критики или хотя бы слабого недоумения со стороны коллег. Получается, что из всего научного коллектива российских историков буквально два-три человека, а иногда и один, имеют право давать авторитетные заключения, порой совершенно фантастического свойства.
Конечно, представленные факты лишь демонстрируют наличие земель в Германии и Скандинавии, в древности заселенных русскими, но не дают их истории. Написание подобной истории – дело будущего. Оно потребует многих усилий, вероятно, целого коллектива исследователей. Пока что положено только начало подобной историографии.
В заключение следует вернуться к проблеме прироста исторических сведений по рассматриваемым трем этносам. Замечу, что при показанном в книге решении вопроса не идет и речи о каком-то ущемлении национального самосознания всех трех участников исторического процесса. Русские, наконец, получают весьма позитивное решение норманнской проблемы: Ярова Русь в период ее расцвета весьма благотворно воздействует на развитие северных территорий Руси Славян и возвращает ей имя Руси, общее как для Яровой Руси, так и для Руси Славян; Иван Рюрик оказывается этническим русским и не приносит с собой чуждой для славян германской культуры. Кроме того, для русской историографии открывается целая область еще не исследованной истории Яровой Руси как предшественницы Руси Киевской, русская история удлиняется по меньшей мере еще на семь веков и начинается с поздней античности. Все это должно быть встречено русскими историками весьма позитивно.
151
Но не в меньшем выигрыше оказывается и германская историография. Вместо сомнительной теории автохтонности, усиленно разрабатывавшейся в Германии в XIX в., приходит иная: происхождения германцев от наиболее сильных завоевателей первого тысячелетия – тюрков, которые смогли постепенно победить самое сильное государство Северной Европы – Ярову Русь, взять себе ее земли и германизировать ее славянское население, образовав Священную Римскую империю германской нации (примерно тысячу лет спустя другие тюркские племена, сельджуки и османы, смогли победить самое сильное государство Южной Европы – Византию, создав на ее обломках Османскую империю). Впитав в себя генетические черты местного населения: славян на севере и кельтов на юге, германцы стали подлинными индоевропейцами, создав такие мощные государства, как Англия, Франция, Германия, Голландия, Дания, Швеция, Норвегия. Перед германской историографией открывается не менее интересная перспектива поисков азиатской прародины тех тюркских племен, которые внедрились в Европу, а также выявления последовательности завоевания русских и кельтских земель, их освоения, собственной германизации и германизации местного населения.
Наконец, новым участником исторического процесса оказываются тюрки, которые получают замечательное историческое прошлое в качестве завоевателей Северо-Западной Европы. Если учесть еще и завоевание Юго-Восточной Европы, закончившееся созданием Османской империи, то перед тюркской историографией стоят поистине грандиозные задачи конкретизации всего этого исторического массива перемещений и завоеваний.
Таким образом, возвращение русским Вагрии и Скандии как составных частей Яровой Руси не только решает ряд трудных проблем отечественной истории, но и дает импульс для развития историографии России, а также германских и тюркских народов.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Абрашкин, А. А. Предки русских в древнем мире / А. А. Абрашкин. – М.: Вече, 2002.
Авдусин, Д. А. Основы археологии / Д. А. Авдусин. – М., 1989. – 335 с.
Аджи, Мурад. Европа, тюрки, Великая степь / Мурад Аджи. – М.: ACT, 2004. – 473 с.
Аджи, Мурад. Тюрки и мир: сокровенная история / Мурад Аджи. – М.: ACT, 2006. – 649 с
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
ВОЗДЕЙСТВИЕ ВАГРИИ НА ИСТОРИОГРАФИЮ И ГЛОТТОГЕНЕЗ. (продолжение 4. части 4.)
В. А. Чудинов
Но одной из наиболее важных областей культуры является язык. Влияла ли Вагрия на язык ее ближайших соседей – германцев? На мой взгляд – да, несомненно. Поскольку я предлагаю данный раздел монографии по влиянию Вагрии и Скандии на язык германских народов, которые постепенно заняли обе эти территории, я просто обязан сказать что-то и о языковом воздействии русских на тюрков, становящихся германцами. Конечно, я могу предложить только небольшой очерк, поскольку глубокое исследование требует монографии, да и вряд ли одной.
Общее представление. Если в истории Рима сохранились воспоминания как о поражении, так и о победе над германцами, то каких-то свидетельств о крупных сражениях между германскими войсками и воинами Яровой Руси нет. Из этого можно сделать предположение, что завоевание носило мирный характер, так сказать, не Krieg nach Norden, a Drang nach Norden. Иными словами, поначалу тюрки, становящиеся германцами и пришедшие с юга Руси Славян, выступали как русские этнические меньшинства, вкрапленные в полиэтническое население Руси Славян и просто переселившиеся в Ярову Русь на более удобные земли.
Полагаю также, что, подобно современным тюркам России (татарам, башкирам, многочисленным тюркским народам Кавказа), новые пришельцы обладали двуязычием, то есть, сохраняя свой язык внутри своего этноса, говорили с местным населением по-русски. Но, разумеется, с тюркским произношением.
Постепенно, однако, они перешли на русский целиком, однако из сплава русской лексики и грамматики и тюркской фонетики возник новый язык – общегерманский, который начал быстро развиваться, все более приспосабливаясь к тюркским традициям и все сильнее отличаясь от русского языка местного населения. В дальнейшем в этом общегерманском языке возникли местные диалекты, которые привели со временем к современным германским языкам.
Лексические заимствования. Проще всего обозначить некоторые лексические заимствования, хотя в языковом плане они не очень доказательны.
Как можно предположить, существование Руси Яра сказалось на германских языках внедрением самого имени Яра и производных от него слов. К числу таких важных слов относится имя военачальника как у русских, так и у германцев, и это имя – ЯРЛ. С точки зрения русского словообразования подобное имя нарицательное представляет собой корень ЯР и притяжательный суффикс Л, так что слово ЯРЛ означает просто ЯРОВ, ПРИНАДЛЕЖАЩИЙ ЯРУ. Одной из функций бога Яра была военная, это был бог-воин, отсюда и воинские руководители стали называться ярлами. Подобные же названия: «Jarl», «yarl» – мы встречаем и в германских средневековых текстах.
Другое слово связано с Яром как прародителем белой расы – европейцев. Южнорусское произношение имени ЯР будет АР, отсюда потомки АРА называются АРИЙЦАМИ. Отсюда же и русское название северного мыса острова Руяна (Рюгена) – Аркона, то есть КОН ЯРА.
Первый месяц по русскому календарю назывался Белояр и начинался с весеннего равноденствия. Позже греки стали называть АРА APEC, а римляне – МАРС, и Белояр у них был переименован в месяц март. Поэтому все посевы, которые сеяли весной, стали называться ЯРОВЫМИ (в отличие от ОЗИМЫХ, которые сеют осенью), а время от одного ЯРА (марта) до другого у германцев стало называться ЯР (das Jahr, year).
Существуют и другие заимствования. Так, имеется русский глагол марать, то есть мазать, чернить, темнить. Если о ткани говорят, что она маркая, это означает, что ее легко измазать. Поэтому марка – это любая метка, нечто помеченное. Полагаю, что немецкое слово «die Marke» в его историческом смысле – это помеченная область, иными словами, область договорных отношений. Возникает впечатление, что именно эти области Яровой Руси были зоной разрешенного компактного проживания тюркского населения, которое постепенно стало распространяться из них на другие территории.
Еще одно русское слово, вошедшее в немецкий язык, – слово граница (как производное от слова грань, то есть как бы маленькая грань). Оно стало произноситься немцами сначала как «Grenize» (есть свидетельства, что в некоторых областях Германии – вплоть до первой половины XX в.), затем – как «Grenze».
Некоторые слова вошли в германские языки с фонетическим сдвигом. Так, поскольку звук «П» произносился часто с придыханием (что на письме часто обозначалось как «PH»), он перешел в германские языки как «Ф», например, плот – flot, die Flotte, пакля – die Fackel, пир (огонь, откуда слово «пирог» – буквально «огонек») – fire, Feuer. Поэтому, когда мы вблизи Англии обнаруживаем название Фоморские острова, мы понимаем, что когда-то по-русски они назывались Поморскими.
Встречаются и более сложные заимствования, например, русского слова ключ, которое означает «маленький закругленный (согнутый под углом) предмет». В английском языке мы находим слово «key», в котором трудно узнать слово «ключ». Но зато в немецком языке мы имеем слово «Schlüssel», в котором узнается слово «ключ» с добавкой, суффиксом -ЕЛЬ. Иными словами, переход «ключ – Schlüs» связан с пониманием «К» как «Ш», и «Ч» как «С». Этот переход есть заимствование. Отсюда начинается переход от «Schlüs» к «schliessen», деривация, связанная с глаголом «запирать» и одновременно «завершать», так что затем появляется слово «Schlüss» – «конец» и «Schlüssel» – новая форма для слова «ключ». От того же глагола появляется и слово «Schloss» – «замок» и слово «Schlosser» – «слесарь», буквально – человек, делающий замки и ключи.
Другой смысл слова ключ – водный источник, нечто, идущее к лучу (струе). В немецком языке мы находим слово «Quelle» – ключ, родник, источник, что можно понимать как К (Zu) «Welle», то есть к волне. В данном случае мы имеем не заимствование, а кальку, которая подтверждает предлагаемое здесь происхождение слова ключ.
Достаточно сложно и заимствование слова вода. Замечу, что оно было заимствовано именно в «акающем» произношении, что свидетельствует о весьма позднем его заимствовании германскими языками. Поскольку ударение падало на последний слог, германскому уху казалось, что там имеется какой-то дополнительный призвук, который был ими воспринят как R. Так что слово трансформировалось: wata – watar – water, а в немецком языке звук Т был заменен на SS: Wasser. Замечу, что русское слово вода образовалось из глагола водить», то есть вода – это естественный речной путь в Европе. Иными словами, русское слово вода имеет совершенно понятную этимологизацию от другого русского слова, тогда как в германских языках этимологизировать его как производное от какого-то германского слова невозможно.
Вообще-то заимствований – огромное число, но они не очень доказательны, поскольку все языки мира заимствуют какие-то слова из языка своих соседей. Поэтому степень влияния одного языка на другой в области лексикологии выявить сложно. Чаще всего историки при этом показывают заимствование одним языком слов из другого языка. На наш взгляд, такого рода исследование доказывает нечто меньшее – просто наличие языкового контакта. Все народы заимствуют какую-то часть лексического фонда у своих соседей, однако произносят эти слова со своей фонетикой, так что эти заимствованные слова этнизируются и становятся частью родного языка. Конечно, процент заимствованной лексики может оказаться значительным, так что иногда можно говорить о сильном воздействии соседнего народа, однако в этих случаях грамматика языка обычно никак не меняется, так что такого рода воздействие может оказать только временный и проходящий со временем эффект.
Грамматическое воздействие. Совершенно иной оказывается ситуация, когда меняется вся грамматическая структура, например, язык из агглютинативного становится флектирующим, а из флектирующего – изолирующим. Тут уже речь идет о коренной перестройке языка, а по сути дела, о рождении нового языка на базе двух составляющих: старой фонетики и новой грамматики. Применяя биологическую терминологию ботаников, можно сказать, что речь идет о вегетативной гибридизации: на фонетическом привое прививается совершенно иной грамматический (и, разумеется, лексический) подвой. Полагаю, что именно такой была ситуация с германскими языками. Попав в русскоязычную среду, тюркский язык германцев стал не только усваивать чуждую ему лексику и грамматику, но и вырабатывать свое фонетическое осмысление этих новых для него языковых реалий, что и привело к рождению германских языков. К сожалению, этот период не зафиксирован соответствующими текстами. Как было показано выше, если взять для сравнения только немецкий и английский языки (поскольку учет остальных германских языков неимоверно увеличил бы объем книги), то оказывается, что английский язык испытал эти воздействия наиболее явно и непосредственно, тогда как немецкий язык уже развивался на базе произошедших с английским языком изменений.
148
Постараемся показать наиболее значительные изменения, вызванные воздействием тюркской фонетики на грамматику и лексику русского языка.
Отсутствие звука Ы. Хотя в названии страны «Дышт и кыпчак» звук Ы присутствовал, и, вероятно, ранние тюрки вполне спокойно произносили этот звук в русских словах, постепенно он утратился, так что можно говорить о падении звука Ы в раннегерманском языке. Последствия этого падения оказались весьма значительными.
Инфинитив глагола «быть». После падения Ы слово «быть» стало произноситься как «битХ». Это, однако, еще не создало основы для непонимания русскими русскоязычных тюрков. Дальнейший шаг сделал такое понимание невозможным: тюрки переставили два слога, поставив суффикс инфинитива ТЬ в форме ТХ перед глаголом. Получилось «тХ би». А редуцированный звук после придыхательного Т, едва слышный (нечто вроде «тХъ») превратился в звук полного образования, сначала О (до сих пор пишется to), затем У (произносится «ту»). В немецком языке частица «ту» превратилась в «цу». Что же касается корня «би», то в графике ранних германцев звук И стал передаваться буквой Е, и, соответственно, слово «битХ» стало выглядеть как to be. В немецком языке инфинитив был образован от другой формы (sein), однако в спряжении глагола присутствовал корень «би» (bi-n, bi-st).
Изменение формы самого главного глагола в языке создало прецедент новой словообразовательной модели, которая стала применяться ко всем глаголам: теперь их инфинитив лишался формы русского глагола на ТЬ, но добавлял перед глаголом частицу «to». Глагол в такой форме на слух перестал восприниматься как знакомое слово русскими людьми, несмотря на знакомые корни. Скажем, бить – to beat, дремать – to dream, слепить (склеивать сном глаза) – to sleep, стоять – to stay, лежать – to lie, кричать – to cry (второй слог исчез), мочь (могти) – to might и т. д.
Конечно, не каждый глагол заимствовался по правилам, существовали и исключения. Например, когда современный англичанин спрашивает «How do you spell your name?», он не подозревает, что глагол to spell передает прошедшее время от русского глагола спеть, так что по-русски фраза звучит так: «Как ты спел свое имя?» Ибо произнесение по слогам (to spell) и есть как бы пропевание имени.
Спряжение глагола. Глагол настоящего времени в русском языке изменяется по лицам, например, в единственном числе: я иду, ты идешь, он идет. В немецком языке лучше всего, без искажений, сохранилось окончание Т в третьем лице (er geht), тогда как во втором лице звук окончания Ш стал передаваться как СТ (du gehst); наибольшее искажение получил конечный звук У в немецком языке, перешедший в Е (ich gehe). Во множественном числе искажений больше, но все-таки наименьшие искажения сохранились во втором лице: вы идете, ihr geht. В английском языке спряжение по сути дела исчезло, а звук Т в третьем лице единственного числа был заменен на S.
Суффиксы существительных. В русском языке имеется весьма распространенный суффикс -СТЬ, например промышленность, видимость, зависимость и т. д. В английском языке этот суффикс произносится как -ship, например, friedship, в немецком языке аналогичный суффикс имеет форму -schaft, например: Wissenschaft, Bruderschaft. Легко увидеть, что в германских суффиксах переставлены звуки, и из суффикса -СТЬ получился суффикс -СЬТ/-СИТ. Позже звук С с придыханием дал SH, а ИТ перешел в ИП/ИТ. В немецком языке звук П с придыханием дал PH = F, но восстановился и звук Т, так что суффикс -ship стал произноситься сначала как -schift, а затем и как -schaft.
Склонение существительных. Нет сомнения в том, что вначале германские языки заимствовали все падежи русского склонения. Однако немецкий язык удержал только четыре, тогда как английский – всего один (притяжательный), помимо именительного. При этом именительный и винительный падежи в древнем русском языке совпадали; то же самое мы видим и в немецком языке. В английском языке система склонения исчезла совсем.
Окончание прилагательных -ЫЙ. Тюркские языки не имеют родов, поэтому им было все равно, какого рода окончания прилагательных брать за основу. Но был взят мужской род с окончанием -ЫЙ. До сих пор у ряда тюрков, говорящих по-русски, можно услышать выражение «Какой хороший девушка!». При этом интересно, что прилагательное «ладный», возникшее из наречия «ладно», в свою очередь, восходит к существительному «лад» («гармония» «порядок» – обычно в семье), а оно – к имени богини Лады, отвечающей, в частности, за гармонию семьи. Вероятно, тюрки, желая воздать хвалу девушкам благородного происхождения, говорили: «Какой ладный девушка!» При этом слово «ладный» потеряло «лишний» звук Н, превративший в «ладый». Но затем оно потеряло и окончание, а эпитет «ладный» стал пониматься как существительное lady. Так что в данном случае звук Ы стал отображаться в германской графике как ВАЙ.
Таким образом, появился еще один прецедент создания новой словообразовательной модели: русские прилагательные с окончанием -ЫЙ стали оканчиваться в английском языке на -Υ (игрек, вай) и пониматься уже не только как прилагательные.
Суффикс прилагательных -СК. Этот суффикс весьма продуктивен в русском языке, образует множество прилагательных: сельский, городской, марксистский, польский, краковская и т. д. То же самое мы видим и в ряде славянских языков, например в польском, где название самой страны является именем прилагательным, Польская (Polska), поскольку предшествует существительному республика (Polska rzeczepospolita ludova). Но и в шведском языке мы встречаем тот же суффикс прилагательного для обозначения государства: Svenska (Шведская), или прилагательного археологический, arkeologisk. В немецком языке суффикс -СК превратился в суффикс -SCH, поскольку звук К стал произноситься как -CH (X), например russisch, schvedisch и т. д. При этом наблюдается перестановка звуков: русскИй – russisch, то есть по-русски суффикс -СК предшествует звуку И, по-немецки – наоборот.
Указательные местоимения. Совершенно очевидно происхождение английских указательных местоимений из русских: тот – that, те – the, где первый звук Т произносился с придыханием. Позже из местоимений «тот, та (тя), те» возникли артикли that и the, а путем озвончения в немецком языке – «der, die, das» (из «dat», а последний – из «that»), «die» (артикль множественного числа).
Промежуточный итог. Представлен очень краткий очерк заимствований, но он показывает, что многие элементы германской грамматики возникли на основе грамматики русской. Однако германские языки изменялись намного быстрее, чем русский язык, поскольку вначале это был совершенно чужой для германцев язык. И лишь постепенно, по мере оформления каждого диалекта в самостоятельный язык скорость изменения замедлилась. Но для понимания этой эволюции нужны более детальные исследования.
ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ
На основании приведенных в этой части данных можно сделать несколько выводов.
Прежде всего, скандинавы, с которыми часто отождествляют варягов, – это тоже русские, проживавшие в Скандинавии. И варяги, и скандинавы входили в единство, называемое Ярова Русь. Тем самым они вовсе не отличались основной культурой от варягов (хотя у них, возможно, существовали небольшие отличия типа диалектных, то есть была своя территориальная субкультура). Так что когда Рюрик брал в свою дружину скандинавов, он брал людей своей культуры и своего, русского языка.
Далее, варяги в год призвания Рюрика уже имели своего хана, который одновременно был и племенным вождем – жупаном. Им являлся Николай Кродо, хан Вагрии, о котором мы более подробно говорили выше. Таким образом, Рюрик не мог быть призван в качестве хана Вагрии на уже занятое место. Поэтому его призвали как князя всей Яровой Руси, так что Николай Кродо становился его наместником в Вагрии.
149
Новым в нашем рассмотрении оказалось то, что Рюрик был призван на княжение не в Русь Славян, то есть не на территорию нынешней России, о чем обычно повествуют учебники истории, а в Ярову Русь, что существенно меняет понимание всего начального эпизода с призванием князя. В Яровой Руси Рюрика прекрасно знали сначала как удачливого пирата, позже – как сборщика дани в пользу Вагрии и зависящей от нее Хазарии, так что это не было, как гласит русская поговорка, «призванием варягов» (заморских чужаков). Сами варяги, отчасти его же собственные моряки, и попросили его принять руководство Яровой Русью, имея на то все основания. А на Руси Славян он оказался в определенном смысле слова случайно, его сюда никто не звал, но, судя по раскопкам Ладоги, у него тут и до призвания было созданное скандинавами жилище, которым можно было вполне воспользоваться для отсидки. Согласно летописям, Рюрик имел обыкновение после некоторых известных всем публичных дел, например после сбора дани, отдыхать в каких-то малоизвестных местах.
Путаница в историографии произошла по двум причинам: в летописях Русь Славян и Ярова Русь не различались, называясь одним словом «Русь», а современные исследователи под варягами и скандинавами понимали не жителей этих стран IX–XI вв., а более поздних поселенцев – германцев. Усугубили путаницу и отечественные археологи, которые не стали относить найденные ими в Ладоге и Гнёздове изделия, напоминавшие скандинавские, к ладожской или гнёздовской культурам, а сразу же стали утверждать, что данные изделия являются германскими, хотя на поверку они оказались русскими.
Археология, когда-то бывшая вспомогательной исторической дисциплиной, теперь заслуженно претендует на то, чтобы решать многие запутанные проблемы историографии. Однако она берет на себя слишком много, не подозревая, что вместо этнической атрибуции находок часто дает только географическую. Этническую может дать микроэпиграфика, однако она для археологии слишком нова и непонятна, а потому пока археология ее просто не замечает.
Наконец, германские языки показывают слишком большое сходство со славянскими (из-за чего лингвисты в XIX в. даже признавали некий общий германо-славянский праязык), что нельзя объяснить иначе, как проживанием народов – носителей этих языков – на единой территории. Но поскольку надписи на археологических находках в Вагрии, Скандинавии и на севере России сделаны протокириллицей и по-русски, а не германскими рунами по-германски, приходится заключить, что именно немцы пришли на русские территории, а не наоборот. Поэтому тюркам, чтобы стать немцами, пришлось перейти на русский язык, пока эти территории оставались русскими. Позже их завоевали германцы, а усвоенный тюрками русский язык стал новым, общегерманским. Так что русские помогли тюркам стать германцами.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Эта книга посвящена Вагрии – русской земле на севере Германии, которая существовала уже на карте Евсевия (начало IV в. н. э.) и прекратила свое существование не ранее XI в. н. э., а в некоторых местах – и веком позже. Шесть, а возможно, и семь сотен лет – срок для государства немалый. Как выяснилось, русским же принадлежала и Скандинавия, так что вместе взятые Вагрия и Скандинавия образовывали весьма большую территорию – Русь Яра. Именно те, кто проживал в Руси Яра и верил в Яра, и назывались яроками, варяками, позже – варягами, а от них получила название и их земля – Вагрия.
Не исключено, что Русь Яра существовала и на несколько веков ранее. Полагаю, что сначала русские послали передовые отряды в Северную Италию, и Те Русские постепенно стали называться Этрусками, они основали город Мир, который в обратном чтении (тогда было принято читать справа налево) превратился в название Рим. Хотя в Риме несколько веков звучала русская речь, к сожалению, процесс наполнения города чужим этносом, латинами, шел довольно быстро, а через четыре века Рим завоевал Этрурию, и Италийская Русь прекратила свое существование. Подобная неудача вынудила оставшуюся на востоке Русь Славян предпринять еще одну попытку создания могучего государства, и она была реализована на нынешнем Балтийском море (море Яра) и частично на нынешнем Северном море (море Макоши), где уже в поздней античности возникает новая, не средиземноморская Ярова Русь в память об утраченной (занимавшей Аравию, Египет, Палестину, Грецию и ряд других средиземноморских территорий).
Эта Ярова Русь состояла из трех или даже четырех частей. Первая, наиболее важная в функциональном плане, сердце всей Яровой Руси – остров Руян (Рюген; впрочем, Пушкин называл его Буяном, а в славянских сказках рассказывается, что на острове Буяне растет большой дуб, на дубе висит сундук, в сундуке находится заяц, в зайце – утка, а в утке спрятано Мировое Яйцо – ключ к жизни всего Мира). Столицей Руяна был город Яра (Ара) Аркона (кон Яра), расположенный на отвесном мысе, ныне, к сожалению, подмытом волнами и упавшем в воду вместе со своими храмами. Вторая часть – от Ростока на севере до Шверина (Зверина) на юго-западе – это собственно Вагрия, она, видимо, являлась тыловой базой Руяна. Со временем Вагрия по имени ее последнего хана, Николая (Микулы) Кродо, стала называться Микулиным Бором, а после прихода германцев – Мекленбургом. С запада к Вагрии примыкали, но не входили в Вагрию такие города, как Хан-бург (Гамбург) и Любек. Это – третья часть. На севере Вагрия переходила в острова и Скандинавский полуостров, где жили тоже русские, но назывались они скандинавами. Так что вся Скандинавия – это четвертая часть Яровой Руси.
Ярова Русь была окружена Порусьем, располагавшимся к востоку, югу и западу от Руси. В нее входило множество различных регионов, от нынешних земель Германии или Финляндии и пограничных земель – марок, до далекой Южной Гаскони. Название Порусье со временем трансформировалось в Пруссию, а сама Пруссия понималась уже как гораздо меньшее по размерам территориальное образование. Что же касается Яровой Руси, то это имя было из истории изъято и восстановлено только в данной монографии. Таким образом, желая восстановить название страны варягов, Вагрии, я оказался в состоянии реконструировать и название того целого, в которое она входила, – Русь Яра. Тем самым поставленную задачу: описать в целом страну варягов – я не только выполнил, но и перевыполнил. Более того, попутно я выяснил и название той местности, которая явилась ядром современной России, – Русь Славян.
Наиболее интересный период существования Вагрии – IX в., когда над ханом Вагрии Николаем Кродо был поставлен богатый пират, князь Рюрик.
Второй основной моей задачей стало доказательство того, что германцы – немцы, датчане, шведы, норвежцы – не были автохтонами данных мест, а пришли с юга. В данной книге я пытался дать обоснование тому, что этими пришлыми народами были тюрки, точнее – их западная ветвь, огузо-кыпчакские племена. Правда, существует весьма большой хронологический разрыв между первым боем тевтонов с римлянами во II в. до н. э. и временем Великого переселения народов, когда появились основные германцы. Однако уже по работе об этрусках я понял, что дата основания Рима (VIII в. до н. э.) сдвинута примерно на тысячу лет вглубь истории и должна приходиться где-то на II–III вв. н. э. Тогда встреча с тевтонами, произошедшая шесть веков спустя, попадает на VIII–IX вв. н. э., что хорошо согласуется с полученными результатами, согласно которым в IX в. в Яровой Руси никаких германцев еще не было, а основным событием оказалось призвание варягами князя Ивана Рюрика, главы пиратов, на место хана и жупана Руси Николая Кродо.
Так что если на севере Римской империи германцы в виде тевтонов появились в IX в., то освоение севера Германии, а затем и Скандинавии происходило, скорее всего, в XI–XII вв. – с юга на север. Косвенным подтверждением этого является «Песнь о нибелунгах», возникшая в XII в. и воспевающая южные немецкие земли именно как германские владения. Обычно героический эпос складывается с небольшим отставанием во времени от самих событий. Другое подтверждение – наличие на территории Германии зданий XII–XIV вв. с русскими надписями. Это было вполне возможно в первые века германских завоеваний, когда завоеванные славяне еще продолжали какое-то время жить по традиционному славянскому укладу и строить собственные храмы.
150
В мою задачу не входило подробное исследование границ Яровой Руси в разные исторические эпохи, а тем более наполнение времени существования этого государства историческими подробностями. Во-первых, такая задача вряд ли может быть решена в рамках одного исследования, во-вторых, едва ли мы сейчас располагаем достаточными историческими сведениями, извлеченными из исторических источников, чтобы решить ее. Полагаю, что сама по себе констатация такой исторической реалии, как Ярова Русь, состоящей из Вагрии и Скандинавии, уже оправдывает появление этого труда.
Естественно, что всякое новое, в данном случае провозглашение такой исторической реальности, как Ярова Русь, входит в противоречие с существующим и уже устоявшимся знанием. Но такова судьба всего нового. При этом я хотел бы обратить внимание не на то, что отличает мое исследование от историографической традиции последних двух веков, а на то, что оно с ней сближает.
Прежде всего, предложенная концепция объединяет взгляды норманизма и антинорманизма. С норманизмом ее сближает то, что она признает, что варяги и скандинавы сыграли большую роль в становлении северных земель на территории нынешней России. В этом большие заслуги имеются у советской и русской археологии XX в., показавшей наличие одинаковых артефактов на территории России, Швеции и Дании. С антинорманизмом ее объединяет то, что все эти изделия VII, X–XI вв. – русские, то есть отношения между Русью Яра и Русью Славян являлись отношениями внутри единого этноса, а изделия принадлежали продуктам одной культуры. Таким образом, в рамках предложенной исторической концепции правыми оказались представители как одной, так и другой точек зрения. Полагаю, что объединение взаимно исключающих точек зрения – косвенный критерий истинности предложенных построений.
Далее, в рамках рассмотренных материалов стала понятной и точка зрения ученых XVIII в., отрицавших отождествление Вагрии и варягов: тогда для такого отождествления не было надежно установленных фактов. Теперь они появились в виде прочитанных текстов, из которых прямо следует, что Вагрия – это страна варягов. Из других надписей можно понять, что и Скандия – это страна русских скандинавов. Становится понятным и то, что германские и скандинавские исследователи не смогли нужным образом интерпретировать гульдгубберы и другие артефакты эпохи Великого переселения народов и эпохи викингов: надписи на них не только чрезвычайно малы, но написаны на русском языке, русской протокириллицей (рунами Рода) и передают круг сюжетов, связанных со славянским пантеоном богов (Макошью, Марой, Родом, Яром). Но, что уже выходит за рамки обсуждавшихся понятий, так это выявление понятия «Ярова Русь». С точки зрения этого вновь открывшегося названия объединенной русской территории становятся понятными не только многие исторические факты, но сами эти факты оказываются вплетенными в контекст дохристианской славянской религии, где верховным божеством являлся Яр – воин, доблестный муж и прообраз Солнца. Таким образом, данное исследование совершенно не опровергает достижений предшествующей исторической и археологической мысли отечественных, немецких и скандинавских ученых, а, напротив, дополняя и развивая ее, позволяет понять суть эпохи переселения и эпохи викингов: расцвет Яровой Руси и появление тюркских народов на ее юге в первом случае и становление германского этноса посредством контакта тюрков с русскими и медленным завоеванием северных территорий с их последующей германизацией и ликвидацией Яровой Руси во втором случае.
Помимо этих основных выводов имеется и ряд менее крупных, но также довольно значимых. Прежде всего, из анализа карты Евсевия, опубликованной в конце XIX в. (1895) в Германии Конрадом Миллером, стало ясно, что как Вагрия, так и Русь Славян были северными противниками Рима, соперничая с ним в могуществе. Это позволяет понять, почему позже, после завоевания Вагрии и Скандинавии германцами в XI–XII вв., упоминание о них как о составных частях Руси Яра, равно как и о самой Руси Яра, постепенно исчезает из историографии Западной Европы. Хотя Западная Римская империя была разрушена объединенными германо-славянскими силами, однако прежде всего Германия (как Священная Римская империя германской нации), а также ряд других германских народов (в том числе и скандинавы) считали себя духовными наследниками именно Рима, а не славян. Поэтому и в Средние века, и в Новое время разработке истории Древнего Рима были отданы творческие силы лучших германских историков, тогда как славянское присутствие в Западной Европе периода античности было постепенно изъято из всех исторических исследований как истории противников Рима и в определенном смысле его разрушителей.
Далее выясняется, что готы не обладали той письменной культурой, которую им приписывали; все надписи, принимаемые за готские, на поверку оказались русскими. Хотя этот вывод отнюдь не ставит под вопрос сам факт существования готских племен, однако он ослабляет нынешнее положение историографии о значительной роли готского воздействия в частности и германского в целом на этногенез и культуру народов Европы. Более того, значительная часть этих якобы готских надписей оказалась варяжской, происходящей из русской Арконы, что дало ряд дополнительных сведений по истории Вагрии, в частности – план расположения храмов Арконы. Тем самым включение раздела по готским надписям стало не только оправданным, но и весьма плодотворным.
В данной монографии пришлось столкнуться и с научным творчеством коллег-археологов. Поэтому, к сожалению, нельзя также не отметить и определенные методологические просчеты нынешней археологии, к которой я в целом отношусь весьма положительно, ибо она не просто дает конкретные доказательства существования тех или иных артефактов в данной местности, но и предлагает некоторую хронологию событий (чаще относительную, которую археологи все-таки дотягивают до абсолютной). Вместе с тем она часто подменяет этническую атрибуцию изделий чисто географической. И этот факт вполне объясним, ибо сознательное игнорирование руницы и отказ от чтения микронадписей делает «науку о прошлом» беспомощной при решении вопроса об этнической принадлежности, например, каждого скандинавского изделия. Целью данного замечания является отнюдь не принижение роли археологии в решении исторических проблем, а лишь демонстрация ее нынешних ограничений, носящих чисто субъективный характер, вытекающий из особого положения академической науки.
Поэтому особого порицания заслуживает факт научного монополизма в чтении надписей. Уже сложился такой стиль академического эпиграфического исследования, при котором эпиграфист дает избыточную археологическую информацию и упоминает о всех случаях публикации каких-то знаков, имеющих отдаленное сходство с исследуемыми при описании артефакта, тогда как собственно эпиграфическая часть оказывается совершенно беспомощной: часть знаков на историческом памятнике не воспроизводится, другая прорисовывается с искажениями, любым древним знакам априори приписывается статус скандинавских рун, а невозможность прочитать надпись считается вполне нормальным эпиграфическим результатом, из которого можно сделать нужный исследователю вывод. И при этом подобный эпиграфический брак не встречает никакой критики или хотя бы слабого недоумения со стороны коллег. Получается, что из всего научного коллектива российских историков буквально два-три человека, а иногда и один, имеют право давать авторитетные заключения, порой совершенно фантастического свойства.
Конечно, представленные факты лишь демонстрируют наличие земель в Германии и Скандинавии, в древности заселенных русскими, но не дают их истории. Написание подобной истории – дело будущего. Оно потребует многих усилий, вероятно, целого коллектива исследователей. Пока что положено только начало подобной историографии.
В заключение следует вернуться к проблеме прироста исторических сведений по рассматриваемым трем этносам. Замечу, что при показанном в книге решении вопроса не идет и речи о каком-то ущемлении национального самосознания всех трех участников исторического процесса. Русские, наконец, получают весьма позитивное решение норманнской проблемы: Ярова Русь в период ее расцвета весьма благотворно воздействует на развитие северных территорий Руси Славян и возвращает ей имя Руси, общее как для Яровой Руси, так и для Руси Славян; Иван Рюрик оказывается этническим русским и не приносит с собой чуждой для славян германской культуры. Кроме того, для русской историографии открывается целая область еще не исследованной истории Яровой Руси как предшественницы Руси Киевской, русская история удлиняется по меньшей мере еще на семь веков и начинается с поздней античности. Все это должно быть встречено русскими историками весьма позитивно.
151
Но не в меньшем выигрыше оказывается и германская историография. Вместо сомнительной теории автохтонности, усиленно разрабатывавшейся в Германии в XIX в., приходит иная: происхождения германцев от наиболее сильных завоевателей первого тысячелетия – тюрков, которые смогли постепенно победить самое сильное государство Северной Европы – Ярову Русь, взять себе ее земли и германизировать ее славянское население, образовав Священную Римскую империю германской нации (примерно тысячу лет спустя другие тюркские племена, сельджуки и османы, смогли победить самое сильное государство Южной Европы – Византию, создав на ее обломках Османскую империю). Впитав в себя генетические черты местного населения: славян на севере и кельтов на юге, германцы стали подлинными индоевропейцами, создав такие мощные государства, как Англия, Франция, Германия, Голландия, Дания, Швеция, Норвегия. Перед германской историографией открывается не менее интересная перспектива поисков азиатской прародины тех тюркских племен, которые внедрились в Европу, а также выявления последовательности завоевания русских и кельтских земель, их освоения, собственной германизации и германизации местного населения.
Наконец, новым участником исторического процесса оказываются тюрки, которые получают замечательное историческое прошлое в качестве завоевателей Северо-Западной Европы. Если учесть еще и завоевание Юго-Восточной Европы, закончившееся созданием Османской империи, то перед тюркской историографией стоят поистине грандиозные задачи конкретизации всего этого исторического массива перемещений и завоеваний.
Таким образом, возвращение русским Вагрии и Скандии как составных частей Яровой Руси не только решает ряд трудных проблем отечественной истории, но и дает импульс для развития историографии России, а также германских и тюркских народов.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Абрашкин, А. А. Предки русских в древнем мире / А. А. Абрашкин. – М.: Вече, 2002.
Авдусин, Д. А. Основы археологии / Д. А. Авдусин. – М., 1989. – 335 с.
Аджи, Мурад. Европа, тюрки, Великая степь / Мурад Аджи. – М.: ACT, 2004. – 473 с.
Аджи, Мурад. Тюрки и мир: сокровенная история / Мурад Аджи. – М.: ACT, 2006. – 649 с
Источник: nethistory.su
Комментарии (0)
{related-news}
[/related-news]